ПОКЛОННИКИ Не будет большим откровением сказать, что с первыми серьезными проявлениями поклонничества Пугачева столкнулась сразу после “Арлекино”. Правда, поначалу это были лишь шумные встречи после концертов, выклянчивания автографов и преследования до машины. Дальше - хлеще. Уже когда она поступила в 1976 году в ГИТИС, тамошним работникам поневоле пришлось испытывать на себе бремя пугачевской славы. Туда беспрерывно звонили: - Алло, ГИТИС, а правда, что Пугачева учится у вас? Она будет играть в театре? Это мучение длилось для секретарш и лаборанток все пять лет. - Скажите, а какой срок дали Пугачевой? - Вы о чем, собственно? - Ну, она же мужа утюгом убила... - Нет, не волнуйтесь. Не убила. - Ой, правда? Значит, ее ненадолго посадят? Правда, тогда еще немногим безумцам приходило в голову заявиться домой к любимой артистке. Да и разыскать ее дом на окраине Москвы, в Вешняках было не так легко. Но Александр Стефанович, второй муж Пугачевой, тем не менее в беседе со мной припомнил такие случаи: - Один раз какой-то ненормальный человек специально приехал из Киева и стал ломиться в квартиру. Мы вызвали милицию, и его забрали. Или какие-то там девицы приехали и начали трезвонить. Когда я довольно резко объяснил им, что Пугачева вовсе не ждет их в гости, они разозлились и подожгли нам дверь. Стефанович, кстати, склонен считать, что около подъездный фанатизм потом во многом инспирировался домработницей Люсей. Но здесь он, пожалуй, заблуждается. Когда звезда переехала на улицу Горького, она самим этим фактом обрекла себя на длительную “осаду”. Вся Москва уже знала, что в этом новом доме живет Пугачева. У ее подъезда теперь все время кто-нибудь дежурил. Некоторые быстро сообразили прихватывать с собой фотоаппараты. Отношения с поклонниками у Пугачевой, как, собственно, и у всякой знаменитости, складывались непростые. “Была группа очень преданных людей, - вспоминает Борис Моисеев. - И вот этих трепетных и преданных она уважала и всегда давала команду, чтобы их пропускали в те залы, где она работала. Алла знала всех по именам. Была там, например, такая рыжая Света, которой она говорила: “Еще раз не пойдешь в институт - больше здесь стоять не будешь!” Был еще какой-то Володя, который бросил семью в другом городе и с утра до вечера стоял у подъезда. Она умоляла его вернуться домой, давала ему денег на дорогу...” Но хватало и других людей. Постепенно в Москве сложились две группировки, находившиеся в состоянии не то чтобы вражды, но взаимного отчуждения -“горьковские” и “олимпийские”. Первые, как легко, догадаться, главным образом оккупировали пространство во дворе заветного дома на улице Горького, вторые базировались возле спорткомплекса “Олимпийский” - у того входа, где регулярно появлялась их любимица. И те, и другие ревниво противодействовали появлению новых “топтунов” в сфере их влияния. Объяснение тому давалось лаконичное и разумное - “Нас много, а Алла одна. На всех не хватит”. Был случай, когда какого-то незваного гостя, точнее гостью, фанатическая бригада дружно опустила в мусорный бак головой вниз. Весь этот варварский обряд “жертвоприношения” совершался прямо под окнами любимой Аллы. Но один случай Пугачева сама до сих пор вспоминает с содроганием. Его остроумно описал в своей книге Илья Резник: “... Алла привела нас к себе после одного из концертов моей авторской программы “Вернисаж”, пообещав пасхальный ужин. Мы были голодны и никак не могли взять в толк, куда же исчезли праздничные яства. - И вообще, - потерянно произнесла Люся, - в холодильнике шаром покати... - А больше ничего не пропало? - тревожно поинтересовался Евгений Болдин... Люся ненадолго пропала, а вернувшись, торжественно объявила: - Еще вашей бритвы нет, Евгений Борисыч! Болдин побледнел. Алла сказала: - Мне ни-ког-да не нравилась эта квартира. Когда я одна, здесь жутко... - А что, если крысы? - осенило кого-то. - Крысы не бреются, - строго сказал Евгений Борисович, взбираясь на мойку. - Черт бы побрал эту индивидуальную застройку! - Он приподнялся на цыпочки и просунул руку в вентиляционную трубу, прятавшуюся в нише под потолком. - Ого! Да тут такая дырища!.. И трубы нет... И кладка как будто разобрана.. Прямой ход на чердак! ... Милиция действовала быстро и решительно. Как в кино. Не прошло и четверти часа, как черная дыра над мойкой превратилась в переговорное устройство. Голос с чердака: - Мы его взяли! Алла: - Кто такой? Голос: - Да-а, устроился... Сейчас приведем - сами увидите. Алла: - А куличи там?.. В дыру просунулась милицейская рука с целлофановым пакетом: - Принимайте. Вслед за куличами появилась сковородка с грибами, бутылка постного масла, мочалка и маленький магнитофончик, увидев который, Кристина воскликнула: - А я-то его несколько дней искала! - И чуть после: - Мама, а в от твоя бижутерия! Группа захвата ввела невысокого коренастого мужика в грязном свитере и мятых брюках. Мужик был угрюм... - И давно гостишь? - почти дружелюбно спросила Пугачева. - Неделю-то точно, - ответил за него милиционер. - Он уже несколько раз к вам спускался, Алла Борисовна. Когда никого не было. Хозяйничал. - Так ведь я тебе писал, - прохрипел незваный гость. - А ты не отвечала. Я и приехал. - Забрался на чердак, ножом расковырял кирпичную кладку и проник в квартиру, - доложил главный сыщик. - Теперь поедешь с нами!.. - Прощай, - сказала Пугачева похитителю куличей. - Все равно, - изрек он уходя, - я-то знаю, все, что ты пела, - ты пела только для меня”. “После этого случая, - говорил мне Борис Моисеев, - она боялась оставаться дома одна. Алла вообще боязливая. И хотя я не любил спать у нее на Горького - мне мешал этот постоянный шум с улицы - она меня часто оставляла до утра. И все равно везде включала свет - даже в туалете и ванной”. Много было разнообразных изощренных “шуток”. К ней домой неустанно подсылали пожарных, “скорую помощь” и даже ветеринарную службу. От телефонного “терроризма” Алла тоже потерпела немало. Одна сумасшедшая женщина раньше регулярно звонила и отчетливо произносила лишь одно слово - например, “свиньи” или “лягушки”. Многие, конечно, просто признаются в любви или вдохновенно благодарят за песни. Пугачева в этом случае, как правило, сдержанно выслушивает абонента, сухо благодарит и вешает трубку. Но самое поразительное, что, даже имея автоответчик и определитель номера, она до сих пор нередко сама подходит к телефону. В этом легко убедиться, набрав номер - з-з... Извините, это автор решил пошутить... На концертах Пугачевой некоторые неуравновешенные граждане не всегда дарили только цветы. Кто-то осыпал ее конфетти из денег, кто-то засовывал в корсаж мятые купюры, кто-то старался всучить варенье собственного приготовления - но это были вполне невинные признаки внимания. Какая-то женщина, называвшая себя колдуньей, время от времени прорывалась на сцену и монотонно произносила гадости про певицу и ее близких. Бывали случаи, что и с ножом подкрадывались. Нашей героине приходилось сохранять самообладание. Она сама признавалась, что артистам надо иметь нервы как канаты. Или чего стоит история, когда перед гастролями в Израиле Пугачевой прислали пакет с фотографиями убитых палестинских детей. Там же содержалась угроза, что если она не отменит поездку к “жидам”, то ее самолет будет взорван. Кстати, о “жидах”. Ведь прелюбопытная “информация” о том, что Алла Борисовна Пугачева - на самом деле Алла Боруховна Михельсон (или Певзнер), проникала даже на страницы газет. Типичная еврейка, что уж говорить! Телохранителями Алла Борисовна смогла обзавестись только в последние годы. А раньше эти обязанности приходилось выполнять то Болдину, то его заместителю Дмитрию Цвангу. Кстати, в многочисленной концертной хронике певицы можно увидеть, как во время выступлений, когда к ней приближались зрители с цветами, за спиной звезды неизменно оказывался седой человек, который в случае надобности решительно уводил особо ретивых почитателей. Это и есть Цванг. Во время зарубежных поездок Пугачеву часто спрашивали, а где же ее охранники? Она смеялась в ответ: - Советским артистам телохранители не положены. Правда, Алла Борисовна иной раз сама не церемонилась с теми из поклонников, кто особо ей досаждал. Известны случаи, когда она могла запросто заехать кому-нибудь по физиономии. В том же “Олимпийском” во время репетиций в зал неизменно проникали “фанаты”. Пугачева их яростно гоняла, но тщетно. Однажды она не выдержала и припустилась за кем-то из пресловутых “горьковских” девиц, крича на ходу: - Здесь убийством пахнет! Я убью ее! Отсижу, но убью! В тот раз ничего страшного Алла Борисовна не совершила. Зато в другой она неожиданно подскочила к какой-то из поклонниц, схватила за волосы и потащила к выходу. Кто не видел Пугачеву в гневе, тот не знает, какое это леденящее кровь зрелище. Она может повергнуть в бегство крепких мужиков. Не зря когда-то во дворе ее прозвали “фельдфебель”. Но Алла Борисовна оказывалась героиней и совершенно неожиданных сюжетов. Близ того самого дома на улице Горького некогда стояло старое опустевшее здание, одну из квартир которого оккупировали несколько иногородних панков. Из их окон с грязными стеклами открывался замечательный вид на подъезд звезды эстрады. Вечерами панки садились у окна и поджидали возвращения “соседки”. Когда ее машина тормозила у подъезда, ребята приникали к окну и завороженно следили за величавым шествием Пугачевой, после чего молча укладывались спать на грязные матрасы. Однажды кто-то из юношей пожаловался на то, что пить чай без сахара уже надоело. Тогда глава коммуны по кличке Питон произнес: - Надо у Пугачихи стрельнуть. Вся компания расхохоталась, а Питон молча ушел. Минут через двадцать он вернулся, держа в руках помимо стакана сахара еще целый пакет продуктов. Он выложил все богатство на пол. - Неужели сама дала? - спросили его изумленные панки. - Ага, - небрежно ответил Питон. - И сказала, чтобы еще приходил. Очень ей понравилось, что я автограф не просил и вообще с глупостями не приставал. Практически в каждом крупном (или не очень) городе бывшего СССР существует фзн-клуб Пугачевой. В свое время довольно солидные клубы были в Киеве и Минске. Каждый заботливо собирал архив и нередко имел даже свой печатный орган -самиздатского, разумеется, характера (Допустим, в киевском клубе “Королева” производилась газета с забавным названием “Усталый микрофон” - образ заимствован из “Песни на бис” со словами Андрея Вознесенского; а в Минске выпускалась “Канатоходка” - опять-таки в честь песни.) В Москве в 1988 году возник клуб “Апрель”, собравший интеллигентных ребят, которые в отличие от “олимпийских” и “горьковских” обладали активностью совсем иного рода. В частности, они всегда предлагали свою помощь при грандиозной подготовке к “Рождественским встречам”. Сам Болдин относился к ним благожелательно и, в частности, выразил сочувствие той несчастной девочке, чьи волосы пострадали от десницы Пугачевой. следующая глава оглавление